В яму от антихриста

В 1896-97 годах в Приднестровье большой скит старообрядцев-часовенных в знак протеста против царской переписи населения заживо замуровал себя в яме. Погибли 25 человек. «Запостил» единоверцев по их просьбе Фёдор Ковалёв, за что царская власть заточила его на пожизненное заключение в монастырскую тюрьму Суздаля. Первая революция освободила Ковалёва.

С конца XVII века сотни тысяч ревнителей Древлеправославия бежали от власти Романовых за пределы России — на польско-литовскую Ветку, на Кавказ, Курляндию, в Валахию. На Днестр в начале XVIII века бежали и предки Фёдора Михайловича Ковалёва, позже обособившиеся как старообрядцы часовенного согласия (беспоповцы). Менее чем через век сюда добралась царская власть, и у местных часовенных потекли годы ожидания прихода Антихриста в физическом обличье, поскольку духовный Антихрист — Романовы и их бюрократически-репрессивный аппарат — и так уже наступил.

Большое семейство Ковалёвых жило на Терновских хуторах близ Тирасполя. Скит в усадьбе Ковалёвых являлся всероссийским религиозно-благотворительным учреждением, согласно устному завещанию основателя Ковалёвской усадьбы и семьи (старца Сименона Ковалёва). Представительницей хутора и его мирской жизни в 1890-х годах была 70-летняя начётчица Мария Ковалева, мать Фёдора Ковалева, а представительницей скита (духовной жизни)— старица Виталия.

У скита было около 70 десятин земли, гончарное производство, швейная мастерская. По российским меркам это был зажиточный хутор. После почти столетия гонений на семейство Ковалёвых (с начала XIX века в тюрьмы и ссылки по обвинению в почитании Древлеправославия было отправлено 12 представителей их рода) к 1880-90-м годам здесь наступила относительно мирная жизнь — обе стороны конфликта старались лишний раз не раздражать друг друга. Настороженное перемирие — так можно было назвать эту ситуацию.

Осенью 1896 года мирная жизнь Терновских хуторов была нарушена слухами о скором пришествии антихриста, а причиной этого была названа царская перепись населения. Виталия и самая набожная дочка Фёдора Ковалёва, 13-летняя Поля стали постоянно говорить об этом. Газета «Народная воля», предвзято относившаяся к «делу Ковалёва», позже писала:

«Проповеди и предсказания Виталии на этот счет производили значительное действие и вызывали волнение и беспокойство, которое она никогда не старалась успокоить, а напротив, старалась усилить и раздуть. Никогда из ее уст не раздавались слова надежды и примирения. Её тревожные речи действовали на окружающих, в особенности на молодых женщин и на подростков, но также и на старуху Ковалёву. Последняя часто плакала и говорила детям: «Я умру, как вы останетесь без меня?»

Вместе с тем говорилось, что народная перепись — это печать антихриста и что внесение человека в перепись равносильно наложению этой печати и вечной погибели человека. Тогда уже Виталия давала совет запоститься (покончить с собой — БТ), не дожидаясь, что будет дальше.

Когда в декабре счётчики народной переписи постучались в дверь терновского скита, то высунувшаяся рука передала им записку:

«Нам нельзя никакого нового дела принимать, и мы не согласны по-новому записывать наше имя и отечество. Нам Исус есть за всех и отечество и имя. А ваш новый устав и метрика отчуждают от истинной веры и приводят в самоотвержение отечества, а наше отечество — Христос. А вашим новым законам повиноваться никогда не можем, но желаем паче за Христа умерети».

«В яму» — было всеобщим решением скита.

Ночь на 23 декабря проведена была намеченными жертвами в доме Назара Фомина. В расстоянии нескольких аршин от дома, вдоль боковой стены его, идёт тот погреб, который в эту ночь должен был сделаться человеческой могилой. С 8 часов вечера изба Фомина уже была наполнена людьми. Собравшиеся после службы, песнопений, сопровождавшихся слезами, и взаимного прощания спустились в погреб и здесь общими усилиями началось приготовление могилы. Фомин, при участии Фёдора Ковалева и Кравцова, пробил отверстие в задней стене погреба, и затем с поспешностью начали рыть мину (комнатку БТ). Несколько часов длилась работа, и, наконец, была готова небольшая мина таких размеров, что человек вдоль и поперек её мог свободно поместиться в лежачем положении.

Раньше, чем была окончательно готова импровизированная могила, из дома Фоминых некоторые из оставшихся там спустились в погреб, и здесь почти все, не исключая и Виталии, принимали участие в приготовлении могилы — кто рыл, кто убирал землю. Все были в большом волнении, и всех торопила Виталия. Перед роковым моментом все жертвы оделись в смертное платье. После общей похоронной службы, спетой всеми, первою вошла в приготовленную могилу Анюша с двумя детьми. Вопреки сведениям, сообщенным в газетах, что первым вошел Фомин, мы, со слов Ковалёва, исправляем эту неточность: первой вошла именно Анюша.

Когда вошли все участники и готовился последним войти Фёдор Ковалев, уже в числе первых твердо решившийся умереть, то тут неожиданно возникло некоторое недоумение. Фомин, который должен был заложить мину внутри, поколебался, боясь, как бы это действие не было равносильно наложению на себя рук (самоубийство — есть один из самых страшных грехов): он усиленно, со слезами стал умолять Ковалева не входить в мину и заложить её снаружи. Старица Виталия тоже дала распоряжение, чтобы Ковалёв остался снаружи и закладывал мину.

Таким образом, в мину вошли девять человек: Назар Фомин (45 лет) с женой Домной (40 лет) и 13-летней дочерью Прасковьей, Евсей Кравцов (18 лет), работник в доме Фомина, Анюша Ковалёва (22 лет) с двумя дочерьми (3 лет и грудной), Елизавета Денисова (35 лет), родная сестра Виталии, старик Скачков (около 70 лет), отец Поли Младшей. Закрытие отверстия происходило быстро и с особенной торопливостью. Отверстие заложено было камнем на глине, и, по словам Ковалёва, с некоторыми усилиями его можно было бы раскрыть. Но для большей верности дела мина была заложена двойной стенкой. Фомин и Ковалёв работали одновременно.

Через четыре дня после этого были заживо замурованы ещё 6 человек. Об этих погребениях в общей сложности 15-ти человек полиция ещё ничего не знала. В день переписи Виталия вместе с некоторыми другими единоверцами отказалась дать сведения переписчикам. За это «преступление» она и пять других старообрядцев были заключены в тюрьму, но после 5-дневной голодовки освобождены.

В феврале 1897 года Фёдор Ковалев похоронил заживо в два приема еще 10 человек и в том числе старицу Виталию и свою мать, старицу Ковалёву. Таким образом, общее число заживо погребённых достигло 25 человек.

Раскрытие этого страшного дела привело к аресту Ковалева и заключению его в тюрьму. Однако правительство предпочло не раскрывать перед общественным мнением подробности этого преступления. Царизм не пожелал гласного суда по этому делу по вполне понятным причинам: на скамье подсудимых рядом с Ковалёвым оказался бы весь политический строй царской России. Царизм предпочел заключить старообрядца без суда в монастырскую тюрьму.

Обер-прокурор Синода, мракобес Победоносцев, излагая дело Ковалёва, ничего не стал говорить о причинах этого дела.

Нет ничего удивительного, что министр юстиции испросил у царя разрешение на прекращение этого дела, позорного, прежде всего и больше всего, для самого царского правительства. Царь согласился с предложением министра направить Ковалёва бессрочно в один из православных монастырей по усмотрению Синода. Синод пошёл дальше и направил Ковалева в арестантское отделение при Спасо-Евфимьевском монастыре в Суздале. Это была одна из самых страшных тюрем в России.

Фёдор Ковалёв был заключен в арестантское отделение 22 февраля 1898 года и помещен в камеру-одиночку. В ней он проведёт 7 лет.

Сохранилась копия письма Ковалёва к сестре, в котором он сообщал о своём примирении с жизнью арестанта: он прожил в этой камере 7 лет, но даже если проживет здесь до 70 лет, не будет просить о своем освобождении.

Одним из главных требований общественности в Первую русскую революцию 1904-1905 годов была амнистия всех заключённых монастырских тюрем, так подавляющее число арестантов были помещены туда без суда — как, к примеру, и сам Фёдор Ковалёв.

Ковалёв был освобождён из монастырской тюрьмы 2 марта 1905 года. В этот же день была закрыта и тюрьма при Спасо-Евфимьевском монастыре в Суздале. В течение 150 лет существования этой тюрьмы в неё было прислано 350 человек, из которых 63 были заключены до 1800 года, а остальные в течение XIX и первого пятилетия XX века. Через тюрьму прошли присланные сюда по делам веры и по политическим делам. Большинство из них здесь и умерли.

Как уже говорилось выше, самой характерной чертой в истории этой монастырской тюрьмы было заточение сюда без судебного разбирательства. Направлял сюда узников произвол светской или духовной власти. К тяжелым условиям физического существования присоединялись еще более тяжёлые моральные условия: насилие над совестью, над убеждениями человека.

Эти длительные сроки заточения превращали узников монастырской тюрьмы в мучеников. К примеру, в 1900 году Синод направил в Суздальскую монастырскую тюрьму крестьянина Федосеева за то, что он «жил в пещере и своей лицемерной праведностью привлекал к себе массы простого народа». Здесь не было никаких признаков преступления, но Синод переселил Федосеева из пещеры в одиночную камеру тюрьмы.

Исследователь монастырских тюрем Пругавин познакомил русскую общественность с тремя заключенными Суздальской монастырской тюрьмы конца XIX и начала XX века. Это были Подгорный, Рахов и Цветков; последний был заключён в 1901 году за отрицание авторитета Синода и власти обер-прокурора Синода и требование созыва вселенского собора. Цветков высказывал это своё мнение в письменных обращениях к различным представителям верховной власти. Крестьянин Василий Подгорный был заточён в тюрьму за «пропаганду раскола.

Фёдор Ковалёв вернулся из 7-летнего заточения к себе на Терновскихе хутора и вскоре был признан почитаемым старцем. В 1919-20 годах почти все старообрядцы часовенного согласия, включая Фёдора Ковалёва, перешли в Румынию, а оттуда в конце 1920-х отбыли в Канаду. Фёдор Ковалёв, по отрывочным данным, умер в Канаде в середине 1930-х.

Источник: http://ttolk.ru