Ворон в Искусстве
С древнейших времен человек использовал образ ворона в живописи, песнях и легендах. Гордая птица с черным опереньем часто представала символом смерти, упадка и болезни. Но зачастую символизировала мудрость и причастность к тайным знаниям.
Ворон в скандинавских сагах
Древние скандинавы в своих сагах поместили на плечах верховного бога, Одина, двух воронов — Хугина и Мунина, чьи имена означают «мысль» и «память». Они были одними из главных помощников верховного аса, летая над миром и снабжая своего хозяина информацией.
Также викинги видели в вороне, клюющем трупы павших воинов, олицетворение битвы. Ведь их жизнь была неразрывно связана с боями и сражениями. Только воин, умерший с мечом в руке, мог попасть в Валгаллу и войти в число Эинхериев — дружинников Одина. Умерших своей смертью мужчин ждал ледяной мрак Нифхеля. Посему ворон часто присутствовал на гербах скандинавских правителей.
Ворон в христианстве и герметизме
С приходом христианства представления о вороне стали меняться на более мрачные. Птица начала ассоциироваться с дьяволом, чумой и нечистой силой. Ворон стал спутником чернокнижников и некромантов. Также его представляли как слугу сатаны, ослепляющего грешников.
В ветхом завете упоминается, что во время потопа Ной выпустил из ковчега ворона, и тот не стал возвращаться назад (в отличии от голубя), став питаться трупами погибших. За это Ной проклял ворона и тот стал черного цвета (правда не указывается, какого цвета он был до этого).
В алхимической средневековой традиции ворон символизирует первую стадию великого делания — Nigredo, работу с первозданным хаосом. Познание черноты могло осуществляться через смерть, символом которой и являлся ворон, но затем наступал черед работы в белом — Albedo, и ворон перерождался в белого лебедя.
С бюста бледного Паллады…
Стихотворение (или поэма) Эдгара Алана По «Ворон», наверное, самое известное и магическое художественное произведение, в котором фигурирует ворон. Строки пропитаны грустью и одиночеством. Лирический герой скорбит об умершей возлюбленной, пытается забыться изучением старинных рукописей, но все тщетно. Раздается одинокий стук он открывает окно, и в него влетает черный ворон и усаживается на бюст Паллады. Лирический герой вопрошает к гордой птице, пытается узнать, кем он послан и для чего, спрашивает о любимой, но ворон в ответ твердит только одно: «Никогда!».
Ворон так и остается сидеть на бюсте Паллады в жилище лирического героя, символизируя собой его скорбь и одиночество. Эдгар По обратился к образу ворона, чтобы усилить чувство тоски и печали, но он не делает его ни плохим ни хорошим. Его ворон нейтрален, он не несет смерть и не выклевывает глаза, он просто твердит одно и тоже слово: «Никогда!». Многозначительная, глобальная и пугающая простота.
Вороны в кино
Фильм Ворон 1994 года повествует о рок-музыканте, которого вместе с женой убила банда отморозков. Однако через некоторое время он восстает из мертвых, наполовину человек, наполовину ворон и принимается мстить убийцам. Фильм примечателен тем, что актер Брэндон Ли (сын Брюса Ли), исполнявший главную роль, был по странному стечению обстоятельств убит на съемочной площадке. По сценарию в персонажа Брэндона стреляли, и среди холостых патронов в обойме реквизитного пистолета оказался один боевой, что и привело к гибели актера.
Во второй части кинотрилогии «Омен» ворон показан одним из слуг антихриста, ревностно охраняющих своего хозяина. Птица убивает не только при помощи клюва, но и просто своим появлением.
Песни о воронах
Существует народная английская песня с названием «Три ворона», в которой представлен разговор трех воронов над телом убитого всадника. Наиболее известный ее перевод на русский язык — это «Шотландская песня» Пушкина.
В народной казачьей песне «Черный ворон», ворон представлен олицетворением смерти, кружащей над раненым. Но человек изо всех сил сопротивляется кончине в обличии птицы.
У метал-групп Темнозорь и Forest есть песни «Вранакрик» и «Ворон», где птица предстает символом битв и скальдом, поющем о воинской славе.
Борис Гребенщиков в начале 90-х годов XX века записал «Русский альбом», самой длинной и эпичной песней которого была композиция «Волки и Вороны». Песня рисует множество ярких запоминающихся образов и представляет воронов не как врагов человека, а его единственных (наряду с волками) спутников.
Тексты песен и стихов о Вороне:
Ворон (Перевод К. Бальмонта)
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.
«Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне».
Ясно помню… Ожиданье… Поздней осени рыданья…
И в камине очертанья тускло тлеющих углей…
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа
На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней —
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, —
О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,
Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:
«Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине —
Гость стучится в дверь ко мне».
«Подавив свои сомненья, победивши спасенья,
Я сказал: «Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, — и стук неясный
Слишком тих был, стук неясный, — и не слышал я его,
Я не слышал…» Тут раскрыл я дверь жилища моего:
Тьма — и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,
Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,
Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, —
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, —
Эхо — больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся — обернулся — содрогнулся, —
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.
«Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,
Там, за ставнями, забилось у окошка моего,
Это — ветер, — усмирю я трепет сердца моего, —
Ветер — больше ничего».
Я толкнул окно с решеткой, — тотчас важною походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво
И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,
Он взлетел — и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
«Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, —
Я промолвил, — но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,
Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?»
Молвил Ворон: «Никогда».
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало.
Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда —
Сел над дверью говорящий без запинки, без труда
Ворон с кличкой: «Никогда».
И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда»,
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, —
Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда».
Ворон молвил: «Никогда».
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной.
«Верно, был он, — я подумал, — у того, чья жизнь — Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда».
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
Отдался душой мятежной: «Это — Ворон, Ворон, да.
Но о чем твердит зловещий этим черным «Никогда»,
Страшным криком: «Никогда».
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,
И с печалью запоздалой головой своей усталой
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:
Я — один, на бархат алый — та, кого любил всегда,
Не прильнет уж никогда.
Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, —
То с кадильницей небесной серафим пришел сюда?
В миг неясный упоенья я вскричал: «Прости, мученье,
Это бог послал забвенье о Леноре навсегда, —
Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты — иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, —
Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, — я молю, скажи, когда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
«Ты пророк, — вскричал я, — вещий! «Птица ты — иль дух зловещий,
Этим небом, что над нами, — богом, скрытым навсегда, —
Заклинаю, умоляя, мне сказать — в пределах Рая
Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,
Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И воскликнул я, вставая: «Прочь отсюда, птица злая!
Ты из царства тьмы и бури, — уходи опять туда,
Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,
Удались же, дух упорный! Быть хочу — один всегда!
Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь — всегда!»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда.
Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, — на полу дрожит всегда.
И душа моя из тени, что волнуется всегда.
Не восстанет — никогда!
Шотландская песня
Ворон к ворону летит,
Ворон ворону кричит:
Ворон, где б нам отобедать?
Как бы нам о том проведать?
Ворон ворону в ответ:
Знаю, будет нам обед;
В чистом поле под ракитой
Богатырь лежит убитый.
Кем убит и отчего,
Знает сокол лишь его,
Да кобылка вороная,
Да хозяйка молодая.
Сокол в рощу улетел,
На кобылку недруг сел,
А хозяйка ждет милого,
Не убитого, живого.
Черный ворон
Черный ворон,черный ворон,
Что ты вьешься надо мной?
Ты добычи не добьешься,
Черный ворон, я не твой!
Что ж ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Черный ворон, я не твой!
Иль добычу себе чаешь?
Черный ворон, я не твой!
Завяжу смертельну рану
Подарённым мне платком,
А потом с тобой я стану
Говорить всё об одном.
Полети в мою сторонку,
Скажи маменьке моей,
Ей скажи, моей любезной,
Что за Родину я пал.
Отнеси платок кровавый
К милой любушке моей.
Ей скажи — она свободна,
Я женился на другой.
Ей скажи — она свободна,
Я женился на другой.
Взял невесту тиху-скромну
В чистом поле под кустом,
Остра шашка была свашкой,—
Штык булатный был дружком.
Калена стрела венчала
Среди битвы роковой.
Вижу, смерть моя приходит, —
Черный ворон, я не твой!
Вижу, смерть моя приходит, —
Черный ворон, весь я твой…
Волки да Вороны
Пили-пили, а проснулися — и ночь пахнет ладаном.
А кругом высокий лес, темен и замшел.
То ли это благодать, то ли это засада нам;
Весело наощупь, да сквозняк на душе.
Вот идут с образами — с образами незнакомыми,
Да светят им лампады из-под темной воды;
И я не помню, как мы встали, как мы вышли из комнаты,
Только помню, что идти нам до теплой звезды…
Вот стоит храм высок, да тьма под куполом.
Проглядели все глаза, да ни хрена не видать.
Я поставил бы свечу, да все свечи куплены.
Зажег бы спирт на руке — да где ж его взять?
А кругом лежат снега на все четыре стороны;
Легко по снегу босиком, если души чисты.
А мы пропали бы совсем, когда б не волки да вороны;
Они спросили: «Вы куда? Небось, до теплой звезды?..»
Назолотили крестов, навтыкали, где ни попадя;
Да променяли на вино один, который был дан.
А поутру с похмелья пошли к реке по воду,
А там вместо воды — Монгол Шуудан.
А мы хотели дать веселый знак ангелам,
Да потеряли их из виду, заметая следы;
Вот и вышло бы каждому по делам его,
Если бы не свет этой чистой звезды.
Так что нам делать, как нам петь, как не ради пустой руки?
А если нам не петь, то сгореть в пустоте;
А петь и не допеть — то за мной придут орлики;
С белыми глазами, да по мутной воде.
Только пусть они идут — я и сам птица черная,
Смотри, мне некуда бежать: еще метр — и льды;
Так я прикрою вас, а вы меня, волки да вороны,
Чтобы кто-нибудь дошел до этой чистой звезды…
Так что теперь с того, что тьма под куполом,
Что теперь с того, что ни хрена не видать?
Что теперь с того, что все свечи куплены,
Ведь если нет огня, мы знаем, где его взять;
Может правда, что нет путей, кроме торного,
И нет рук для чудес, кроме тех, что чисты,
А все равно нас грели только волки да вороны,
И благословили нас до чистой звезды…
Вранакрик
Сумрак — верный брат
Давних кровных клятв
Там, где ВранаКрик,
Навь глядит сквозь меня
Дымом Стяг Его
Чёрным Солнцем Знак
Там, где ВранаКрик,
В Землю Ляжет Враг
Волчьих Братств
Высшей Расы Власть
Там, где ВранаКрик,
Гряде Бранный Бог чрез Зимы Врата
Взойди, Месяц-Князь,
Ты Знаменем Орла
Там, где ВранаКрик,
В посвисте мечей сокруши врага
Ветер, древле Волхв Войны,
В Рогатый Шлем Зари
Брагу Битв Плесни
Посредь Чаш cтальной Зари
Сечи cлавен Пир
Ветра Гнев Вдохни
Смерти сват — тать сердец,
Разлучиником Семей
Волком режь овец
Жажду Врана Утоли —
Кровью каждый Пьян
От Небес до Земли
Ворон (Forest)
Ворон — в грохоте гиблых гроз чёрный скальд славу поёт
Ворон — среди звёзд свой полёт в сумерках не прервёт
На тинге слепых и сирых чистый взор отыщи
За пределы тесных чертогов через девять миров неси!
Ворон — неистовый ветра брат, сокол дикой охоты бурь
Ворон — ужас крикливых калек. В клочья молитву порви
Из ямы метнётся к солнцу елейный выкормыш слёз
Ты граем кружи вершины, высью врага ворожи
Ворон — в белом вихре снегов, на стяге алых небес
Ворон — слабых безжалостный враг. Реет словно изломанный крест
Над полями желанных войн. над морями железных волн
Над гробами горящих домов. над краями кричащих вдов
Ворон — воин суровых сеч. Панцирь перьев кровью покрыт
Ворон — в битве удача мечу. Знак Победы — твой славный пир
Утоли же гнетущий голод вечной тризны певец
Рунами ран на теле Героя вырежи песнь Побед!
